Перевод Сергей Петрушанко hammillru@mail.ru, 2005-06, 2013-14
"Волосок в кадре!", давай подождем минутку, чтобы понять, где именно наш персонаж сбился с пути... И, если я не сильно ошибаюсь, то я нахожусь на пределе того, что я могу и не могу сказать. Похоже, что-то неправильное происходит, лучшее, что я могу делать - тянуть время, как бы я не сожалел об этом, камера продолжает двигаться... Тебе не нужно быть плохим, чтобы ошибаться, Тебе не нужно быть плохим, чтобы совсем запутаться. В борьбе со светом, не осталось больше времени... Какое светлое будущее уготовано мне? Во время этой сцены ты в упор не видела меня, хотя я пытался удержать твое внимание так сильно, как мог. Я чувствую, как опускаюсь все ниже и ниже в списке исполнителей своего собственного фильма... Даже когда ты все делаешь правильно, ты можешь стремиться к лучшему; задумайся, каково это - быть дублером. В борьбе со светом, не осталось больше времени... Какое светлое будущее - мое? С нерешительностью - постоянным спутником - эх, ты никогда не будешь одинок, ведь ты открыт собственной неуверенности в себе... лучше признай это! Нет времени запинаться в волнении, пока кадр за кадром все твои отношения проявляются; связанное со всем на свете, приходит будущее, как от подключившегося электричества, ты дрожишь в шоке, Ты будешь дрожать в шоке, пока тебя полностью не раскроет; эх, ты дрожишь в шоке. Время взять себя в руки, все мы шуты на шоу фриков (чудаков), давай, читай по моим губам, и тогда, быть может, ты приобретешь другой стиль. Вот еще совет: найди закономерность в безумии.... Все обнажено, но я не вижу прикосновения фортуны на твоем лице. Ох, берегись! Ходя по углям, твоя звезда никогда не была так ярка, хорош как чистое золото, но этот стандарт не годится сейчас - типаж таких ролей, разве вся твоя сила в твоем молчании? Приходит звуковое кино - что на это скажешь ты? Стиль, который ты создаешь из глины своего опыта; ты, наверно, заслуживаешь передышки, но, чем дальше ты идешь, тем меньше прекрасного в этом; ты уверенно требуешь свою долю, но земля под тобою пришла в движение. Как Руди в роли шейха, чувствуешь ли ты что-то чужое в воздухе? Приходит звуковое кино, моральное устаревание гарантировано; приходит звуковое кино, разве ты не видишь? И ты никогда не думал, что будешь чувствовать себя так нелепо, но ты запинаешься на своих знаменитых последних словах... Спасибо тебе, и доброй ночи. В борьбе со светом, всегда есть время встать и бороться со своим закатом... "Волосок в кадре!", этот свет Клега, притуши его. Давай подумаем, как будет действовать этот персонаж в тупике: если он будет крепок в своей уверенности, тогда не будет преград для того, что он может и не может сказать, что он может и не может... В борьбе со светом, в ногу со временем... какое светлое будущее будет моим? Будет, будет моим.
Начало эры "звукового" кино (20-30-е года XX века) ознаменовалось достаточно неоднозначными процессом появления новых "звуковых" звезд и забвением прежде непререкаемых авторитетов "немого" кино.
"Hair in the gate" (волосок в кадре) или "hare/rabbit in the gate" (заяц/кролик в кадре) - проблемная ситуация при кинематографических съемках на пленочные камеры. Мелкие посторонние предметы (волосы, ворсинки, нитки, обрывки пленки и т.п.) попадают в камеру и делают процесс съемки некачественным. Естественно, в этом случае съемку приходилось прерывать и тщательно удалять то, что мешает. См. пример вот на этом видео.
Руди (Rudolph Valentino) сыграл главную роль в фильме "Шейх" ( "The Sheik") - очень популярного в 20-е годы XX века "немого" фильма.
Свет Клега (Klieg light) - яркое освещение, которое использовалось при съемке кино, создающее подобие солнечного света.
Один-одинешенек под чужими небесами я подумал, разве может забросить меня куда-нибудь дальше, чем сейчас? Сопротивляясь ветрам, что отбрасывают меня к далеким берегам, я все же могу послать поцелуй, что отправится в полет, стремясь домой, со всеми моими мыслями на крыле - к тебе. И, хотя все наши мечты и желания кажутся таким далекими, это, тем не менее, мы всегда сможем осуществить... Если мы просто посмотрим вверх вместе, мы обретем все небо. Свет вечернего солнца - уже на моих щеках, проблеск рассвета приближает меня к тебе; через кривизну Земли невидимые нити связывают нас накрепко. Если мы просто закроем наши глаза, мы будем вместе в один лишь миг... Если мы просто посмотрим вверх вместе, мы обретем все небо.
Она не ест, она не спит, ведь если она уснет, то ей будет снится сон про то место, где к ней отнесутся с уважением и симпатией. Американская девушка устремила свой взгляд на Старый Свет, думая, что в Старом Свете она могла бы отыскать истинность. И она ворвалась в него как порыв свежего воздуха, покоряя все вокруг себя; и, когда она ушла, она оставила след от горя своего ожидания. Американская девушка совершила свои первые шаги в Старом Свете, и вот уж весь Старый Свет ее на тарелочке, очарованный ее лицом, Старый Свет решил ее судьбу. Она чувствовала себя так, как будто вернулась домой из-за моря, это то место, в котором ей суждено было быть. Она никогда не понимала силу зависти, пронизывающей всю культуру, и вскоре она обнаружила, что к ней растет презрение из-за ее фамильярности. Она не ест, она не спит, она лежит без сна и поражается, как такое могло произойти. Американская девушка споткнулась о Старый Свет и о неумолимую жесткость Старого Света. Ну, времена все тяжелее, а разговоры все проще; она обнаружила, что, в конце концов, что-то неладно за морем... Сейчас она не имеет гражданства нигде, кроме своей памяти.
Дорогая Венди, я все еще верю обещаниям, который мы давали, когда были волшебными. Это предстало передо мной как во сне: мое сердце было в твоих руках. Венди, ты веришь в обещания? Проблема в том, что мальчик стал мужчиной. Венди - мать, дитя, любимая - все, что ты значила для меня, живет в моей памяти; думать о том, как мы разбили друг другу сердца - это много больше, чем я могу вынести. Венди, были ли мы влюблены навсегда, или же мы просто были в никогдашной стране? Иногда мальчик отрицает мужчину, иногда мальчик противостоит мужчине, летя в тени Питера Пэна... Ох, Венди, может быть, ты все еще помнишь это: прикосновение, поцелуй, длящийся вечно... Но время и приливы-отливы обрушились, сговорившись: всякая любовь проклята. Венди, я все еще верю тому обещанию: мальчик жив, мальчик остается в мужчине.
В песне, конечно же, речь идет о персонажах детских произведений Джеймса Барри о Питере Пэне. Питер Пэн - мальчик, который не хочет взрослеть. Венди - идеализированная викторианская маленькая девочка. Питер и Венди в компании пропавших мальчиков оказываются в сказочной стране Нетландии. Писатель в цикле произведений о Питере Пэне исследует тонкую границу между детьми и взрослыми, неизбежную трагедию взросления.
Избавьте меня от этого лунатика, пока он не поставил меня на колени; мне приходилось становиться кем-то типа Гудини, чтобы развязывать путы, подобные этим. Пока я проспал половину своей жизни, кто-то сдвинул декорации, вся моя защита была нарушена. И я проснулся в тревоге, и, пока я говорил, недомогание усиливалось... Я смутно помню прошлую ночь, но, подозреваю, я зашел слишком далеко, стал пассажиром своих собственных действий, уснув на руле машины. Пока я спал, кто-то обокрал мою комнату, перевесил картины и повытаскивал закладки из книг. Тени быстро сгущаются в приливах-отливах луны, пока лунатик проделывает свои ужимки, но что же им движет - он откроет лишь под принуждением. До свершения событий бессмысленно искать разумное объяснение... Только этот Другой предполагается, что бы я ни делал - это был Не Я. Пока я спал вне реальной реальности, я больше присутствовал во снах, нежели в своих проступках. Лунатик внушает ужас, завладевая и подчиняя себе мое лицо, и мы связаны вместе, мы соединены и запутаны, я не знаю, смогу ли разорвать эти узы. После поступка уже нет скрытых намерений, лишь невнятное бормотание для сюжета, связывая себя все туже и туже крепкими путами. Так много ангелов, однако как много их тут может быть, призраков и джинов, танцующих на острие иглы? Как много вопросов останется неотвеченными? Так где же мне начать сейчас, когда меня окружают стены? Кто такой лунатик, и кто есть здравая душа, заключенная глубоко под кожей, вцепившаяся в... и прислушивающаяся к..? Освободи меня от этого лунатика, заключи его в его клетку, держи его подальше от меня, держи его подальше от сцены. Освободи меня от этого лунатика, каждое действие которого заглушает меня; держи его подальше от меня, держи меня подальше от этого шута. Освободи меня от этого лунатика, заключи его в его клетку, держи его подальше от меня, держи его подальше от меня, держи меня подальше от его буйства. Пока я спал, лунатик разбуянился. У меня нет алиби от его пристального взора. О, я говорю как безумный... Он - человек немногих слов.
Гарри Гудини - американский иллюзионист, прославившийся сложными трюками с побегами и освобождениями.
Леди находилась в ожидании, как может повернуться история, в предчувствии того, что как-то так обычный металл превратится в золото. Эх, она всегда искала место посветлее, жаждала тут же попасть прямо в основную жилу на обочине дороги. Мир разграничений, бережем любое удовольствие и любую боль, расстояние изгибается между ними дугой, радуга, без золота у ее конца-начала, пока мальчик с улыбкой как у незабудки, в конце концов, не придет из дождя. Но его все еще нет здесь: в песочных часах песчаный шторм сорвал его паруса, просто желая наполнить его карманы прахом всех прошлых следов. Когда-нибудь он пройдет свой путь домой. Но сможет ли герой дня, в конце концов, быть узнанным и донести свой груз до обочины дороги? Женщина находилась в ожидании, меньше в предвкушении, чем в надежде; может быть, он придет в себя вскоре, если она лишь стравит моток льняной веревки. Но он никогда не сделает это, в его сердце шелест чужих болезней, просыпаясь от озноба понимания, что его путешествие поставило его на колени. Нигде невозможно защититься от всех зол; упадет ли, в конце концов, мужчина из ее памяти в ее объятия (будет ли мужчина из ее памяти очарован?) до того, как он взорвется на обочине дороги? Все внезапно прекращается, все его запланированные договоренности обмануты, все его действия и реакции случайны, свеж запах холодных как лед следов. И хотя она зажигает свечу в его память, его все еще нет здесь, со взором, упавшим на его лицо через тысячу миль, преследуя страх, который унесет его за пределы ощущения времени и пространства. Держа курс на неизвестное, вот он мужчина, преследующий загадку, в конце концов, потеряет сам себя. Но так уж это происходит на обочине дороги. Это режущий край дороги, в конце дороги, на обочине дороги.
И они говорили: "Да будут все они накормлены, все слабые и немощные будут обогреты..." Руки Церкви открыты для объятия своих сирот, но этот несвятой священник - мирской содомит с членом, пронзающим мимоходом через свое облачение за ширмой исповедальни. Отец мямлит в ризнице, пустые слова проповеди, даже когда его пальцы теребят что-то; слепые монахини не замечают грязных обычаев. Нет спасения для непорочных - что за ад на земле (во имя Христа), в который они попали? О, они говорили: "Да будут они накормлены", а имели в виду, что эта юная плоть должны быть употреблена. Овечек надо привести, чтобы накормить волков, накормить волков. (Им должно быть безопасно в Божьем Доме. Разве может быть что-то хуже, чем это? Дети в их власти, и власть обнажена. Им должно быть безопасно в Божьем Доме, но здесь нет милосердия, лишь совращение. И причиненный вред хуже, чем сам порок.) Они говорят: "Их нужно накормить", но их совращают, а не обогревают, те, кто считают себя их защитниками, и жалобы лишь приведут к ударам по спинам за их собственную мнимую греховность. Нет спасения от такой несвятой земной власти: овечки должны быть употреблены, все овечки должны быть скормлены волкам. Они должны быть скормлены волкам. Молитва - добыче, корм - волкам. (И причиненный вред хуже, чем сам порок.)
Жить, быть живым и размышлять, грань инструмента, что придает форму, сглаживая неровности... когда каждое ожидание осуществлено, будет ли этого достаточно? Лишь одного этого уже должно быть достаточно. Не то, а это, не почему, а как, не если, а когда, не скоро, а сейчас. Ждать, быть окрыленным и "на страже"... когда всякая любовь не столь нежна, сколь груба, и все укрепления против наводнения, в конце концов, разрушены, будет ли этого достаточно? Лишь одного этого никогда не будет достаточно. Не то, а это, не почему, а как, не если, а когда, не скоро, а сейчас. Не то, не это, Ах, почему? Ах, как? А что, если... Что тогда? Не скоро, не сейчас. Не то, не это. Но, почему? Но, как? А что, если... Что тогда? Слишком скоро, не сейчас. Так скоро... И что же - сейчас?
Лирическое отступление от переводчика
Замечательный альбом Питера Хэммилла - What, now? лично для меня всегда четко будет связан с той фразой, которую произнес он, выходя из гримерной после концерта 27 июля 2001 года в Нюрнберге. Обращаясь к собравшимся, он в своей неподражаемой эмоциональной манере выразительно сказал: "Ну и что же мы будем делать сейчас?" Я не знаю, было ли это намеком на только что вышедший альбом или же просто обычный вопрос. Мне лично кажется, что это было сказано непроизвольно, на эмоциональном пике после концерна, просто в продолжении того настроения, с которым он создавал эти песни. Именно в тот день мне впервые удалось лично поговорить с Питером Хэммиллом и пожать его руку. Приобретенный сразу после концерта альбом What, now? до сих пор является для меня одним из самых любимых его творений, к переводу лирики которого я не мог не отнестись с особым трепетом...